Старый дом — единственное, что осталось от моей прошлой, бедной и голодной жизни, пропахнувшей перегаром. Хороших воспоминаний об этом месте нет. Тут было много всего, но точно не было ничего хорошего.

Когда-то давно в этом поселке находился сахарный завод, на котором трудились практически все здесь живущие. В один день завод закрыли и большинство жителей лишились работы. Кто пошустрее — сообразил, что тут ловить нечего, собрал свои нехитрые пожитки и уехал в город.

А кто-то просто спился.

Мой отец был именно из таких. В общем-то вполне обычный, среднестатистический мужик, который не справился с проблемами. Даже не попытался.

Матери свой я не знал, ее не стало, когда я был еще младенцем.

Ежедневного видя пьющего отца и его баб, я достаточно быстро понял, что в жизни мне не стоит ждать ничего хорошего. Мне было десять, когда отец окончательно опустился и уже не вылазил из вечно пьяного состояния.

В это время такие же дети, как и я, решили взять все в свои руки. Хотя какие дети? Кажется, мы уже родились взрослыми. Пока наши непутевые родители бухали, мы сколотили банду и ездили в соседние поселки — воровали. Залезали в дома, снимали чужой урожай, забирали все, что плохо лежит.

В какой-то момент нам стало мало места. И недостаточно денег. Много всего происходило. Хорошего среди этого не было ничего.

Соцслужбы? Мне кажется, что соцслужбы даже не знали названия нашего поселка, потому и не совались к нам.

Отец умер, когда я уже поднялся на ноги и обосновался в городе. Я приехал домой и первым делом разнес тут все. Прошелся молотком по мебели, окнам и стенам.

Похоронил отца, а через месяц восстановил дом. Не знаю, что мною тогда двигало. Может быть, я оставил его в качестве напоминания. Чтобы всегда иметь возможность вспомнить, откуда я вышел. И чего достиг.

Дом маленький, одна комната и кухня с печкой. Мебели и техники необходимый минимум. Удобства на улице. Вот и все. Сейчас дом в относительно нормальном состоянии, но до уровня жизни, к которому я привык в последнее время — далеко.

— Чей это дом? — Алена замирает перед покосившимся забором и прижимает к себе Тимофея.

Она в смятении и смотрит на меня недоверчиво. М-да, я сказал, что мы едем не прятаться, а просто провести время вместе. И вот именно сейчас Алена понимает, что я ей просто-напросто соврал.

— Мой, — отвечаю и иду к машине, оставляя шокированную Алену позади себя.

Забираю пакеты с едой, которой мы затарились в супермаркете, и открываю калитку.

Шагаю по квадратам допотопной плитки, чтобы не наступить в грязь. Сейчас самое начало весны, снег сошел, оставив после себя лишь черное месиво. Деревья стоят голые, без какого-либо намека на зарождающуюся листву. Парочка яблонь давно сгнила, не помешало бы выкорчевать эти трупы. Сбоку от дома несколько кустов засохших роз, которые когда-то посадила очередная пассия отца. Если дом я привел в более-менее нормальное состояние, то за садом никто не ухаживал.

Открываю дверь дома и захожу внутрь. Ставлю пакеты на стол и первым делом отправляюсь топить печь — иначе мы просто окоченеем тут. Руки помнят, поэтому я все делаю на автомате, даже не задумываясь.

Боковым зрением вижу, что Алена заходит в дом и замирает на пороге. Тимоха более решительный - он спрыгивает с ее рук и проходит внутрь, разглядывая все вокруг.

Задевает ли меня реакция Алены?

Нет. Я знаю, что в ней корысти нет. И если она со мной, то только потому, что сама этого хочет. Ее реакция говорит только об одном — она понятия не имеет о том, как я жил раньше.

И вот это уже ранит.

Она никогда не спрашивала меня, не интересовалась моим прошлым. Я не дурак, понимаю, почему она не делала этого. Тупо боялась наткнуться на стену.

Но можно было хотя бы попытаться…

Прохожу мимо нее на улицу. Рвано хватаю ртом холодный воздух, нахожу щиток и включаю освещение. В доме зажигается свет, принося немного уюта и ощущение того, что дом жив.

Я же остаюсь на улице и, привалившись к забору, закуриваю. Тяну никотин, глубоко затягиваясь, и прикрываю пульсирующие глаза. Устал пиздец как. Даже говорить сложно.

Скоро начнет смеркаться. Радует то, что я смогу просто выспаться в тишине. Стреляю окурком и возвращаюсь в дом. Теперь настает моя очередь шокированно замереть на пороге.

Алена развила нешуточную деятельность. Скинув с себя пуховик, она собирает паутину с окон. Заметив меня, говорит бодро:

— Стас, мне нужна вода.Там колодец во дворе, я так понимаю, воду можно взять там?

Она смотрит на меня абсолютно спокойно. Окидывает теплым взглядом в ожидании ответа. Засматриваюсь на нее. Алена в теплом спортивном костюме, темные волосы заплетены в косу, на лице ни грамма косметики. Даже сейчас, в полуобморочном состоянии, я хочу ее.

— Стас?

— Да? — отмираю. — Я принесу сейчас.

Беру с пола два железных ведра и отправляюсь за водой.

Целых три часа Алена убирает дом, оправдываясь тем, что тут очень пыльно. Я даже пытаюсь ей помочь, но сомневаюсь, что у меня выходит хоть что-то.

Спать отправляемся вместе с Тимохой. Ложимся на двуспальную кровать. Сын посередине, мы с Аленой по краям. Соединяем наши руки и засыпаем, плотно переплетенные друг с другом.

Глава 38. Истина

Стас

— Спрашивай уж, — усмехаюсь, глядя на Алену.

За ночь дом идеально прогрелся. Теперь в нем комфортно находиться.

Всю ночь я спал как убитый. Я и забыл, каково это.

Тимоха побежал во двор. Пока он исследует территорию, Алена решила приготовить обед. А еще она решила, что я лучший помощник. Именно поэтому сейчас я чищу овощи, вспоминая, когда вообще делал это в последний раз.

Аленка кидает на меня нерешительные взгляды, явно боясь подступиться.

— Можно, да? — вздыхает она.

Подхожу к ней ближе и целую в плечо, потому что возможности коснуться ее нет из-за грязных рук.

— Тебе, красивая, можно все, — возвращаюсь к овощам, а Алена подходит ближе.

— Ты тут жил?

— Да. Что тебя удивляет? — не могу сдержать улыбки.

— Черт, Стас, ты всегда одет с иголочки, у тебя повадки аристократа, ты ведешь себя и говоришь совсем не так, как человек… отсюда.

— Из этой дыры, ты хотела сказать?

— Да, прости, — угрюмо вздыхает.

— За что тебе извиняться? — вскидываю брови. — Если это и вправду дыра.

— Мне неловко называть твой дом дырой. И, к собственному стыду, я только сейчас поняла, что совершенно не знаю тебя, — пожимает плечами.

Я откладываю последнюю очищенную картофелину, мою руки и притягиваю Алену к себе, усаживая сверху. Зарываюсь носом в ее шею и тяну дурманящий аромат.

— Когда-то очень давно я тут жил. Мать умерла рано, а отец пил. Моей семьей были такие же парни, как и я. Такие же дети алкашей и наркоманов, которые грезили о светлом, сытом и далеко не всегда законном будущем.

Аленка запускает пальцы мне в волосы и оставляет невесомый поцелуй на виске.

— Я не совсем понимаю, почему ты сохранил этот дом.

— Чтобы не забывать? Чтобы помнить, откуда я поднялся. Ну и еще — это место такая дыра, что нас тут даже не подумают искать.

— Ты уже прятался здесь?

— Однажды, да. Было дело. Чуть с ума не сошел в одиночестве, — усмехаюсь, вспоминая то ни черта не смешное время.

— Как надолго мы останемся тут?

— На недельку, может, чуть больше. А что, уже соскучилась по благам цивилизации? — спрашиваю насмешливо и поднимаю взгляд, сталкиваясь с абсолютно серьезным выражением лица Алены.

— Совсем нет, — качает головой она. — В городе у нас всегда куча дел и забот, мы постоянно куда-то спешим и бежим. Возможно, сейчас — действительно самое замечательное время, чтобы познакомиться заново и разобраться в том, кто мы друг другу.

— И кто же мы друг другу?

— Не знаю, — пожимает плечами. — Это ты скажи мне.

Поднимаю руку и провожу большим пальцем по ее лицу, очерчивая линию скул, касаясь пухлой нижней губы. Ресницы Алены трепещут, она с горящими глазами наблюдает за мной, не отрываясь ни на миг.